А. Гончаров
ГРУШЕНЬКА
МОНРО
Памяти ММ
Доктор Эйбрамс, главный врач фешенебельной
психиатрической клиники «Вязы», пристально посмотрел на меня:
- Теперь, надеюсь, вам понятна высокая степень секретности этого вопроса, доктор Романов.
- Не совсем, - я осмелился возразить, - прошло столько лет… Да и кому сегодня может быть интересна эта история.
Я, конечно, слукавил. Доктор
Эйбрамс внимательно посмотрел на меня.
- Пресса, - поднял палец главный врач и отошел к окну. В кабинете сразу стало как-то темно и неуютно – его мощная фигура полностью закрыла свет.
- Пресса это стервятники, которым нужна любая падаль, в какой бы степени разложения она не находилась. А история слабоумной дочери актриски Мэрилин и коммуниста Миллера как раз из этой категории. Для продажных писак.
Мне не понравилось, как Эйбрамс назвал Монро –
«актриска». Я был другого мнения, но предпочел промолчать. В конце концов, мне
предоставлялся уникальный шанс и ради этой возможности возражать ярому
республиканцу я не стал.
- Итак, - доктор Эйбрамс вернулся к столу, надел массивные очки и посмотрел на часы, - коллега, через пять минут вас отвезут к ней. Она находится у нас на особом положении, поэтому специально для нее был выстроен отдельный дом. Вы поедете с мисс Блейд, это опытная медсестра, приставленная к Пауле. Кстати, саму себя Паула просит называть не иначе как Грушенька.
Доктор Эйбрамс, видимо, ожидал от меня какой-то
реакции, так как странно смотрел на меня. Он пояснил:
- Это из Достоевского.
- Она читает Достоевского?
- Ну, она много чего читает, - усмехнулся психиатр, - но и Достоевский у нее на «золотой полке».
Через пять минут меня познакомили с мисс Блейд,
пожилой особой, которую легко можно было принять за Барбару Буш, если бы не
холодные рачьи глаза. Пока мы ехали на машине по огромной территории клиники, я
вспоминал все, что знал о Мэрилин Монро и только что узнал о ее дочери.
5 февраля 1961 года Мэрилин Монро, находящуюся в
тяжелой депрессии после развода с Артуром Миллером, положили на лечение в нью-йоркскую психиатрическую клинику
«Пэйн-Уитни». Гинекологическое обследование показало, что актриса находится на
втором месяце беременности. В ультимативной форме ей было предложено сделать
аборт. Одним из основных аргументов служил факт помещения Мэрилин в отделение
для особо опасных психических больных, где она уже, по словам наблюдающих ее
врачей, проявила буйный характер. Сохранилась записка Мэрилин к Ли и Пауле
Страсбергам: «Моя комната похожа на камеру. Дверь в ванную заперли, а ключа
дать не хотели, поэтому я выбила небольшое окно в этой двери. Но, кроме этого,
ничего плохого я не сделала». Актриса от аборта категорически отказалась.
Колебания врачей можно объяснить тем, что перед ними была необычная пациентка.
После настойчивых просьб Мэрилин о встрече с руководством клиники, к ней
соизволил прийти главный администратор. «Он мне сказал, - это уже из другой
записки Мэрилин, - что я очень-очень больная девушка и что я очень больна уже много лет. И что я
должна понять, что ребенок, который родится от меня, будет также очень-очень
болен».
Если бы через несколько дней, 10 февраля, бывший супруг Мэрилин, Джо Ди Маджио, не
вызволил ее из этой страшной клиники, Паула Монро так и не появилась бы на свет
25 сентября 1961 года.
Наконец, мы подъехали к большому дому, спрятанному
среди буйной растительности. Дом был в испанском стиле – крыша покрыта красной
черепицей, стены декорированы белым алебастром под мрамор, окна сводчатые, с
переплетами. К дому вела извилистая дорожка из красного гравия. Когда мы с мисс
Блейд уже подходили к дому, я услышал странную тягучую мелодию. Кто-то,
усиленно педалируя, медленно перебирал клавиши. Музыка шла из открытого окна. Я
спросил мисс Блейд, что это за мелодия. Она ответила, что Паула любит
музицировать и, хотя не имеет музыкальных способностей, эту мелодию сочинила
сама. Потом мисс Блейд поднесла палец к губам, намекая на молчание, и негромко
позвала:
-
Грушенька.
Музыка прекратилась, а потом возобновилась. На этот
раз играли уже громче. Я еще раз обратил внимание на своеобразие мелодии. Она
чем-то напоминала заунывное пение азиатских кочевников. Странно было слышать
такую музыку под палящим августовским солнцем среди вечнозеленой калифорнийской
флоры.
-
Грушенька! – еще раз позвала мисс Блейд.
Наш приезд радости Грушеньке не принес – внезапно по
клавишам стали бить вразнобой, потом стукнула крышка.
-
Что тебе надо, Бренда, - раздался низкий голос, и в
окне показалась женщина в белом платье со стразами. В левой руке дымилась
сигарета.
Как вам описать дочь Мэрилин Монро? Боюсь, вы будете
сильно разочарованы, узнав, что Грушенька Монро являла собой точную копию
своего отца – Артура Миллера.
Высокая женщина сорока лет, худая и нескладная, с
плоской грудью и коротко стрижеными пепельными волосами, открывающими широкий
лоб интеллектуала. Тонкие губы, изогнутые в язвительной улыбке, на большом носу
круглые очки. Единственное, что хоть чем-то могло напомнить ее знаменитую мать
– родинка над верхней губой слева и нежная, аристократически бледная чистая
кожа. Признаюсь честно, я был сильно разочарован. Видимо, я не смог скрыть
своего впечатления, так как Грушенька
обратилась ко мне:
-
Что,
ожидали здесь увидеть грудастую копию ММ?
Она стряхнула пепел и
затянулась.
-
Грушенька,
- мисс Блейд извиняюще посмотрела на меня, - это доктор Романов. Он из России.
-
О-о,
- она снова стряхнула пепел, - в самом деле? Оттуда?
- Грушенька, - мисс Блейд была сама нежность, - давай мы пригласим доктора Романова в дом. Вы сядете и поговорите обо всем.
Изнутри дом поразил меня своим уютом и сдержанной
роскошью. Глядя на убранство дома, никогда нельзя было подумать, что это, по
большому счету, своеобразная VIP-палата. Присмотревшись
внимательнее, я обнаружил вмонтированные в стены видеокамеры, с помощью которых
велось ненавязчивое наблюдение. Посередине холла стоял белый рояль.
«Однажды в дом привезли рояль, - вспомнил я
неоконченные воспоминания Мэрилин Монро, - совсем расстроенный. Мать купила его
у старьевщика. Для меня. Чтобы я брала уроки музыки. Рояль был знаменитый,
раньше он принадлежал Фредерику Марчу, кинозвезде».
- Простите, - я подошел к инструменту, - это рояль Фредерика Марча?
- Да, - с гордостью подтвердила Грушенька, - откуда вы знаете?
- Я читал воспоминания вашей матери.
- Так вы неслучайный визитёр, - заключила Грушенька и раздавила в пепельнице сигарету, - хотите виски?
Я взглянул на медсестру, но мисс Блейд успокаивающе
кивнула головой.
- Да, спасибо.
Грушенька отошла, а я стал внимательно наблюдать за
ней, пытаясь понять, где же спряталось ее безумие.
«Все-таки я вышла в холл. Мама была на ногах. Она
плакала и смеялась. Ее увезли в психбольницу в Норфолк. Это название было мне
знакомо. В моих ушах стоял ужасный мамин крик, а в глазах стояла страшная
картина – как ее тащат вон из дома, который она построила для меня. Я
чувствовала себя одинокой и хотела умереть. А потом понемногу исчезла вся
мебель. И рояль тоже. А меня забрали из нового белого домика в приют, одели в
синее платье и туфли на толстых подметках.
Когда я начала работать фотомоделью и у меня
появились кое-какие деньги, я принялась разыскивать рояль Фредерика Марча.
Через год я нашла его на аукционной распродаже и купила. Теперь он стоит в моем
доме в Голливуде. Его заново выкрасили, заменили в нем струны, и он зазвучал
волшебно, как любой другой рояль в мире» - это снова Мэрилин Монро.
Грушенька подошла ко мне и протянула бокал с виски и
льдом. Предложила сесть на диван. Сама устроилась в большом кресле напротив. Мы
молчали. Мисс Блейд сидела в другом кресле, смотрела на нас своими большими
навыкате глазами и была подобна живой видеокамере. Грушенька сделала два глотка
и сказала, обращаясь ко мне:
- Ну что, хотите знать, как я сошла с ума?
- Грушенька, - встрепенулась мисс Блейд, - доктор Романов приехал к тебе в гости не для этого. Он приехал к тебе с частным визитом.
- Вранье, - отрезала Грушенька и взяла из пачки сигарету. Курила она крепчайшие французские «Голуаз».
Я начал симпатизировать этой малопривлекательной с грубым
голосом умной женщине.
- Вранье, – повторила Грушенька и затянулась дымом, - мне помогли сойти с ума. Так же как пытались помочь моей матери уйти на тот свет.
Я заметил, что мисс Блейд бросила короткий взгляд на
стену с вмонтированной камерой и понял, что ситуация меняется. Я не мог себе
представить, что могло последовать дальше.
- Грушенька, - молвил я, - у вас красивое имя. Вы его выбрали сами?
- Нет, - она улыбнулась, - это имя выбрала мама.
- Простите, но по документам вас зовут Паула в честь ее преподавателя актерского мастерства Паулы Страсберг.
- Это они выбрали.
«Они» было сказано с омерзением. Понятно, кого
Грушенька именовала «Они».
- А мама называет меня «Грушенька».
- Называет? - переспросил я.
- Грушенька, - пропела мисс Блейд, - ты вводишь в заблуждение доктора.
И мисс Блейд приветливо
кивнула мне.
- Бренда, - сквозь зубы промычала Грушенька, - ты как всегда права.
Я допил виски и подумал, что если задержусь здесь
еще на один час, клиника доктора Эйбрамса пополнится еще одним пациентом – из
России. Никаким доктором никаких медицинских наук я не был – документы были
фальшивые. Я являюсь одним из самых известных папарацци в мире. Настоящего
моего имени и моего лица никто не знает. Известен я под именем Снапораз, и это
имя я выбрал себе сам. Снапоразом был назван вездесущий и любопытный герой
Мастроянни из «Города женщин» Феллини.
Единственным моим оружием папарацци была контактная
линза на левом глазу. Она обошлась мне в невероятную сумму – но, как говорят,
«Париж стоит мессы». Эта линза, в точности повторявшая мой родной зрачок с
радужкой, представляла собой чудо шпионской техники, которое находилось на
вооружении только российской разведки. Зрачок считывал поступающую в него
информацию и по каналам спутниковой связи передавал на компьютер, который мог находиться
где угодно.
- Так вы уверены, что именно мама вас так называла, - я начал играть роль психиатра, мало понимая, как ее надо играть. Кроме того, мне сильно мешала мисс Блейд, но я понимал, что от нее не избавиться.
- Черт подери, - Грушенька возмущенно посмотрела на меня, - вы за кого меня принимаете – за самозванку?
- Грушенька, - мисс Блейд была слащава до рвоты, - так нельзя разговаривать с гостем.
- Бренда, уймись, - спокойно сказала Грушенька и обратилась ко мне, - не обращайте внимания на Бренду, она мне завидует.
Мисс Блейд покрылась красными пятнами и опять
посмотрела на стену. Было интересно наблюдать за ними – мисс Блейд была старше
Грушеньки лет на пятнадцать и играть пыталась соответственно. Грушенька правила
игры нарушала.
- Я знаю, о чем вы думаете, - Грушенька поставила стакан с виски на журнальный столик и наклонилась ко мне, задирая до локтя правый рукав платья, - видите, в такую жару я ношу платье с рукавами, а все из-за них.
На запястье был вытатуирован номер и виднелся
красный вертикальный шрамик.
- Смотрите, я узница номер А637685629 тюрьмы имени Эйбрамса, - невесело усмехнулась она, - буква «А» означает особо опасных пациентов. А вот этот шрам скрывает зашитый в кожу электронный чип. Вот теперь скажите, куда я, взрослая нормальная сорокалетняя женщина, могу отсюда убежать? Они даже знают, каков мой пульс в туалете. Они, наверное, и мысли читают. Нет, мысли они не читают. Еще не читают.
Мисс Блейд помассировала закрытые глаза, словно у
нее подскочило внутричерепное давление. Я понял, что это условный сигнал.
Благодаря множеству камер ее увидят везде. Видимо, в этой клинике что-то делают
с людьми, пусть и VIP. Грушенька действительно была пациентом «А» - она,
не таясь, пыталась меня предупредить о некоторых вещах. У меня мелькнула
мысль - выпустят ли меня после этих
откровений.
- Грушенька, - я выдерживал паузы, думая, что так говорят психиатры с трудными больными, - это обычные правила любой хорошей клиники. Правила клиники доктора Эйбрамса, насколько мне известно, одни из самых либеральных правил.
Мисс Блейд стала разглаживать на коленях юбку.
- И вы такой же, - Грушенька отстранилась от меня и погрузилась глубже в кресло, - приехали с экскурсией. Посмотреть на диво дивное – дочь ММ.
- У вас прекрасные условия проживания.
- Да уж, - кивнула головой Грушенька, - а я больше нигде и не жила. Сколько себя помню, все здесь да здесь.
- Грушенька, - мисс Блейд улыбнулась ей, - ты забыла, как мы ездили в Диснейленд.
- Ах, да, - спохватилась Грушенька, - спасибо тебе большое, Бренда. Ты забыла еще про Бульвар Сансет.
Ирония сквозила в ее голосе.
- Хотите, - она посмотрела на меня и поставила стакан с виски на журнальный столик, - я фокус покажу.
- Грушенька, пожалуйста, никаких фокусов, - встревожилась ее надзирательница.
Грушенька не ответила, схватила себя за волосы и
стянула их. Под париком оказался голый череп. Я не сдержал крика. Кожа на
голове была багрового цвета и покрыта черными волдырями. Казалось, будто
недавно она горела.
- Вот, - закричала Грушенька, - что они со мной вытворяют! Вы думаете, это химиотерапия? Как бы не так!
- Простите, доктор, - и мисс Блейд с неожиданной для ее возраста прытью подскочила к Грушеньке и припечатала к ее шее пневматический шприц.
- Я… Я не хочу, – пробормотала Грушенька, но не успела закончить - глаза ее закрылись, и она погрузилась в сон.
- Что это? – я был потрясен и смотрел на мисс Блейд.
- Мне очень жаль, - покачала она головой, пряча глаза и отворачиваясь к окну.
Мы услышали скрип тормозов, громкий хруст гравия –
кто-то бежал к дому. Через минуту в холл ворвались санитары, вслед за ними
неторопливо вошел доктор Эйбрамс.
- Ну что, коллега, - он подошел ко мне, и надо мной снова нависла его мощная фигура, - возникли вопросы?
Я молчал. Доктор Эйбрамс пригласил за собой. Мы пошли
за санитарами, которые уносили Грушеньку в глубь дома.
Спальня ее отличалась не меньшей роскошью, чем холл,
но уже более походила на больничную палату. Возле постели стояла медицинская
аппаратура, предназначения которой я не знал. На прикроватной тумбочке стояла
фотография Мэрилин Монро с гавайской
гитарой в руках – я узнал кадр из фильма «Некоторые любят погорячее», и лежала
книга Федора Достоевского «Братья Карамазовы».
Санитары уложили Грушеньку на постель и вышли. Мисс
Блейд принялась за работу – она раздела ее и стала прикреплять к телу какие-то
датчики, идущие от аппаратуры.
Доктор Эйбрамс молчал и наблюдал за мной. Потом,
сунув руки в карманы брюк, вздохнул:
- Вы ей поверили, доктор Романов?
- Что у нее с головой?
- Обычный рецидив – она подожгла свои волосы. Мы едва успели, а то бы она сгорела вся.
- Вы называете это обычным рецидивом?
- В ее случае – да. Вам, конечно, трудно поверить, но это так. И, кстати, никакого чипа нет. Этот шрам одна из попыток суицида.
Кровь бросилась мне в лицо – меня возмутил спокойный
тон главного врача. Мы по-прежнему стояли возле кровати и смотрели на спящую
Грушеньку.
- А как вы объясните номер? Это мне кое-что напомнило.
- Право, успокойтесь, доктор Романов. Это тоже из арсенала ее фокусов, рассчитанных на гостей.
Доктор Эйбрамс, улыбаясь, посмотрел на меня:
- Не верите? Думаете, что перед вами новый доктор Менгеле, а?
Я молчал. Доктор Эйбрамс подошел к Грушеньке, взял
ее руку, сплюнул на татуировку и, взяв бумажную салфетку, стер номер.
- Доктор Романов, неужели вы не сталкивались в своей практике с этим? - спросил он меня, но смотрел почему-то на мисс Блейд. Она кисло улыбалась.
Я понял, что нахожусь на волоске от разоблачения. В
принципе, свою работу я уже сделал – благодаря спутниковой связи вся моя добыча
должна была уже находиться в компьютере.
- Представьте себе, доктор Эйбрамс, не встречался. У меня были другие случаи.
В комнату снова вошли санитары, закрыли дверь и
стали смотреть на меня.
- Доктор Романов, - продолжил психиатр, - пока вы приятно проводили время, я все же решил позвонить доктору Хашимото. Наблюдая за вами, я почувствовал подвох. Как же вы мне объясните, что доктор Хашимото вас не знает и, тем более, никому не давал рекомендательного письма ко мне?
- У доктора Хашимото, видимо, недержание памяти, - решил я сострить.
- Обыщите его, - приказал доктор санитарам.
Меня спасло то, что эти тупицы ничего не знали о
последнем козыре российской разведки и даже не могли предположить, что я так
экипирован. Доктор Эйбрамс был в сильном недоумении и, конечно, не поверил моей
наспех придуманной легенде. В ней я представил себя как отчаянного фанатика
Мэрилин Монро, готового на все, чтобы увидеть святая святых – похороненную
заживо дочь ММ. Он не поверил, но и улик против меня у него не было. Чтобы
полностью сбить его с толку, я зачитывал наизусть целые куски из переписки Мэрилин Монро с друзьями. И вдруг,
когда я произносил строку из письма Артура Миллера к Мэрилин: «Душа моя, нельзя
глотать снотворное после виски…», я
замолчал – и похолодел от страшной догадки.
К сожалению, догадка так и осталась догадкой и мне
нечем подтвердить свою удивительную историю. Когда после неприятного прощания с
клиникой «Вязы» я подъехал к дому, где снял и оборудовал для спутниковой связи
меблированную квартиру – увидел дымящиеся развалины. Как сообщил патрульный
полицейский, произошла утечка газа.
Но я никогда не забуду - я подхожу к белому роялю
Фредерика Марча. На его крышке стоит бутылка виски и пустой бокал. На ободке
бокала жирные следы красной помады. Рядом лежит полупустая упаковка с капсулами
нембутала.
«Душа моя,
нельзя глотать снотворное после виски… Мэрилин, ты убиваешь себя, а я не знаю,
как тебе помочь»…
Грушенька Монро губы не
красила.
2002 г.